Проект "Мам, сияй!" - Интервью с Катей Чистовой

Проект "Мам, сияй!" создан для вдохновения женщин, познавших однажды чудо рождения детей. Как меняется жизнь женщины в декрете? Готова ли она познакомиться с новой, настоящей и очень живой собой? Как продолжить проявляться в Мире, не замыкаясь в себе? В рамках этого проекта я буду встречаться и разговаривать с женщинами, которые продолжают сиять своим особенным, неповторимым светом, для которых путь материнства стал точкой роста.

Катя Чистова  - художник, преподаватель, режиссер, искусствовед, творец, друг детей, супруга и мама. Хозяйка и основатель творческой студии «Дом ласточки» для детей, которые приходят туда рисовать и впитывать разрешение на творчество. Катя называет своих учеников домочадцами и придумывает им совсем неклассические занятия по рисования, как видится мне. Ко всему к этому у Кати двое своих родных детей. Сейчас, как говорит сама Катя, она взяла академический отпуск, чтобы набыться мамой и подумать, куда двигаться дальше. Читайте и впитывайте чистое и искреннее сияние Кати, её честность с собой и миром.

- Мы обязательно поговорим о студии, но знаешь с чего я хочу начать… Расскажи мне про маленькую Катю. Что она любила, чему радовалась? Кем хотела стать, когда вырастет?

- Маленькая Катя – это в принципе и есть я, не намного я выросла. (смеётся) Честное слово, в детстве я сижу на бугре, собираю цветы и представляю, что я буду художником.

- Ты не предала себя маленькую.

- Нет, я не предала себя маленькую. Когда происходит такой естественный ход времени, и тело говорит – а теперь ты женщина, а теперь ты мама… И вот тогда как раз моя маленькая Катя начинает капризничать: «Эй! Когда картины-то пойдём рисовать?»

- Маленькая Катя напоминает о себе. Что тебя радовало в детстве?

- Меня радовала семья. С мамой мы танцевали под песни Жанны Агузаровой, красили ногти, наряжались. Всегда чувствовала защиту брата, романтику папы. Семья меня очень вдохновляет и радует. Ещё в детстве меня радовало одиночество. У нас достаточно большая семья, помимо мамы, папы и брата, ещё много родственников. Лето в деревне у бабушки – это неубранный стол. Поэтому меня немножко травмирует идеальный порядок и убранный стол, мне кажется всегда, что чего-то не хватает (смеётся). Где жизнь? Неубранный стол – это тоже часть моего детства и радости. У бабушки пятеро детей, и в доме всегда всех было много, и помимо родственников в дом приглашали своих друзей. В доме всегда было шумно, поэтому и хотелось одиночества. Поэтому я часто уходила гулять, к животным уходила – бабушка держала скотину. Мне очень нравилось быть в Природе, смотреть, просто созидать.

 - Это бабушка создала такое гнездо, в которое все слетались?

 - Да, дом Ласточки! «Дом Ласточки» называется в честь бабушки.

 - У меня был этот вопрос про название студии!

 - У меня есть серия акварельных картин, где я рисовала дом моей бабушки. И этикетки к этим картинам я подписывала «Дом Ласточки».  При жизни я бабушку так и называла  - Ласточка. В телефоне она записана – Ласточка. Когда я брала трубку, то отвечала ей: «Ласточка!». Или когда мы подходили к её дому, то кричали ей: «Ласточка!». Когда появилась студия, то я повесила табличку «Дом Ласточки». И однажды Костя Панин сделал самую крутую фотографию, на которой бабушка, которая тогда заехала в студию, стоит рядом с этой табличкой, спасибо ему! Бабушка – мой большой маяк…и просто грустно, что её больше нет рядом.

 - Представляешь, она у тебя за плечами, и сколько силы тебе это даёт. Что для тебя символ неубранного стола? Про что это?

 - Крошечки хлебные, полотенце льняное, кофе, который меня научила пить бабушка, книжка открытая. Неубранный стол – это как неубранная постель. Это про любовь.

 - Твой фундамент пути художника: где ты училась и как ты к этому пришла?

 - Изначально я пошла в музыкальную школу. Очень чётко помню, как пришла в первый день из музыкальной школы и села дома рисовать. Я тогда приняла для себя решение: «С этого дня я каждый день рисую». Так как я – будущий художник, то музыка меня будет вдохновлять, а картины я должна рисовать сейчас. Причём несколько моих первых картин тогда были куплены папиным другом, и они у него до сих пор висят на кухне. Вообще очень здорово, что и родители поощряли мои прихоти, и друзья родителей. Очень важно, что взрослые не смеялись надо мной, а сразу же видели в нас, детях, партнёров.

В художественную школу я пришла позже, это был уже класс третий. У меня тогда случилась «депрессия», я увидела, как там дети рисуют. Я начала заниматься три раза в неделю в художественной школе, два раза в неделю дополнительно с художником. И для меня это было время балдёжа. С художником я занималась всё время, до третьего курса художественного училища включительно.

После художественной школы я поступила в художественное училище, но с первого раза у меня не получилось. Я пробовала изначально на «Дизайн», и тогда Василий Иванович Колдин, посмотрев мои работы, порекомендовал поступать на следующий год на «Живопись». Василий Иванович – это мой большой кит, мой Мастер. Он взял нас с третьего курса и вёл три года. С 19 лет и по сей день он остаётся моим большим другом.

Василий Иванович открывал дверь на занятии и говорил тему: «Я на Луне – рисуйте!» или, например, тема «Когда мой ушёл за хлебом». Через неделю он приходит и спрашивает: «Где холсты? Вы что ещё не написали?». Как холсты? А разработать? Если опаздываешь на занятие на 2 минуты, то дверь уже закрыта – приходи в следующий раз. То есть Василий Иванович так быстро из нас сделал художников. С одной стороны, корона у нас стала чертить потолок, потому что мы стали слишком художниками. Но с другой стороны, это такой кайф – почувствовать себя всемогущим художником. Он учил нас сразу думать сериями картин, создавать выставки. И ещё главный его вопрос был: «Какая твоя тема? Что тебя волнует? Тебя серьезно волнуют бабушки, которые вешают бельё?! Где секс, искра, жизнь?». И мы, конечно, сразу все спросили себя. Одна моя подруга стала заниматься куклами, другая стала писать иконы и уехала в Сергиев Посад, а я стала снимать кино. И у нас у всех сразу всё закрутилось, расширилось, он убрал нам все препятствия к творчеству. То состояние, которое он в нас открыл…это и про готовность идти своим путём, и про «осторожнее с мечтами». Когда ты выходишь из художественного училища и приезжаешь с короной на голове в один из известных ВУЗов страны, а тебе говорят: «А что в Рязани есть училище?», то неизбежно обращаешься внутрь себя. А ещё я собиралась учиться в Германии, приехала к ним с холстами, а они даже смотреть отказались, потому что не работают с холстами, только на бумаге всё. И я очень благодарна этим немцам, потому что я тогда поняла: я пишу на холстах, и мне нравится! Ты открываешь то, что ты хочешь, и хочешь ли ты это. А если ты хочешь этим заниматься, то ты не можешь этим не заниматься.

После окончания училища мне хотелось спасать Мир, и я пошла работать с детьми-инвалидами, заниматься арт-терапией. Но психологически я не справилась, перестала есть. Я поняла, что ни одна женщина не застрахована от рождения такого человека в семье. Это можно просто принять и жить, работать с этим. Для меня, как для девушки 21 года, это всё было сложновато. Я написала заявление об уходе, вышла из этого центра с мыслями, что делать дальше, и раздался звонок от Василия Ивановича: «Кать, в четверг выходи на работу!». И так я вышла в Художественное училище преподавать. Пять лет я работала в Училище, преподавала Живопись, Рисунок и вела занятия в Детской студии «Пчёлка».

- Почему ты выбрала вести занятия именно для детей, а не для взрослых? Как ты честно себе призналась в этом?

- С чем же это сравнить… Есть педагоги начальных классов, а есть преподаватели для студентов. Вот я – педагог начальных классов. Здесь, с детьми, мне хорошо, а там мне некомфортно. Со взрослыми мне как-будто нужно надевать на себя какую-то маску. Я не могу к ним прийти просто в джинсах и кроссовках, мне нужно соответствовать, мне нужна дистанция. А мне хочется быть собой, не предавать себя, ту маленькую Катю.

- У меня сейчас возник образ того «неубранного стола», что это как-будто тоже про детей… Давай уже поговорим про «Дом Ласточки»! Когда студия родилась?

- Студия не появилась по щелчку. Это началось до рождения детей. Сама идея появилась в 2013 году. Вначале это была мастерская, а когда нас взял к себе Технологический колледж, то уже сформировалась художественная студия, где я руководила и творила с детьми искусство, и не только я. Мария Глебовна Синегубкина и много других интересных творческих личностей. Сейчас официально студия не работает, я взяла себе академический отпуск, есть ощущение «подвешенного» состояния. Если говорить про сияние Мамы, то важно любить своё дело. Когда ты любишь своё дело, то и твой ребёнок видит, как  ты сияешь в этом деле. Но сейчас как-будто есть такое веяние бизнес-женщин с немного навязанным мнением, что вот будет у тебя свой бизнес, тогда ты будешь сиять. Но это не так. Своё дело требует полной отдачи сил, и ты просто можешь выгореть… И где найти эту золотую середину, где эта точка доверия? И если быть честной, то со мной так и произошло, я надорвалась. И когда мы вывозили вещи из колледжа, то я выдыхала с облегчением, потому что мне больше не нужно было думать: постираны ли полотенца, есть ли мыло, хватит ли краски… Я нашла счастье в том, что просто сидела и делала уроки вместе с сыном. Но с другой стороны мысли о своём пространстве не покидают меня, и иногда переживаю, что могла поспешить с решением.

- Получается, что на тот момент был исчерпан внутренний ресурс..?

- Абсолютно. И даже сейчас я ещё не восстановилась до конца.

- Но, я вижу твоё сияние с детьми до сих пор: где-то ты на выставке, где-то мастер-класс проводишь..! Ты всё равно поддерживаешь связь со своими домочадцами, продолжая прививать разрешение на творчество?

- Невозможно по-другому. Я вижу открытие выставки новой, я же не жадная, чтобы только со своими детьми идти, поэтому зову домочадцев с собой. У нас сейчас такой Клуб Друзей «Дома Ласточки». Я нахожу для себя в этом отдых, это не про работу, это мой кислород сейчас. Для меня это выход из дома.

 - Давай уточним, что «Мам, сияй!» - это не про бизнес успешную маму, это про маму, которая не закрывается. Важно увидеть не идеальную маму, образ которой активно навязывается, а маму живую и разную. Сияние мамы – это прежде всего про её внутреннее состояние.

 - Да, очень навязывается! Мне, кажется, мамы надрываются в этом образе. И хорошо, что мы об этом говорим.

- Не смотря на то, что сейчас ты разрешила себе академический отпуск в «Доме Ласточки», и тем самым ты вновь не предала себя, давая себе выдохнуть и восстановить ресурс. Это важный опыт и для других женщин. Я вижу, что периодически ты ставишь спектакли. Как это направление возникло в твоей жизни?

- У меня есть высшее режиссёрское образование в Театральной Академии Санкт-Петербурга. Я работала в Художественном училище и параллельно училась на Режиссёра кино и телевидения. На третьем курсе училища я стала снимать кино. И у меня появился ещё один «кит» - Александр Олегович Никитин, который сказал: «А давай покажем на «Окраине» твои фильмы!». Он очень многое сделал для меня и моего проявления как творца. У нас в студии есть занятия театром, и они основаны не потому что мне захотелось, а потому что у меня есть образование, и я могу поделиться с учениками своим опытом.

 - Наша старшая дочь занималась несколько лет назад в твоей студии, и я помню, что твои занятия они во многом про атмосферу, которую ты умеешь создавать. Что для тебя важно в занятиях с детьми? Что для тебя важно передать детям на своих занятиях?

- Если честно, я не вижу себя каким-то уникальным педагогом. Мои занятия кажутся мне обычными. Мы играем, мы многое делаем через игру и через мой любимый театр, который во мне всё время прорастает. Мне нужно всё время, чтобы было действие. Поэтому Театральная академия очень многое мне дала. Мне просто скучно рассказать, что этот чайник нужно нарисовать так и так, что у него есть ось, есть эллипс, и сейчас начнём работать тоном.

-  А как ты расскажешь им?

- Я расскажу вначале…например, про Маленький Буксир Бродского ( «Баллада о маленьком буксире», Иосиф Бродский), потом мы возьмём полиэтилен, посмотрим, как он дышит. Попьём чай. А потом из того самого чайника посыпятся блёстки, и когда на наших руках окажется это волшебное зелье, то мы сможем начать рисовать!

- Всё, я хочу к тебе на занятие! Мне это очень отзывается. Это же про умение создавать волшебство.

 - Да, умение создать мир! В принципе задача педагога-художника – научить маленького художника видеть не только твоими глазами и твоим умением. Здесь есть момент передачи из поколения в поколение: я передаю опыт своих мастеров ребёнку, а он потом будет передавать дальше. Не все конечно из моих учеников станут преподавателями и художниками, но эти зёрнышки однажды прорастут. Моя задача помочь ребёнку показывать и проявлять то, что он ещё и сам видит, его собственный мир.

- Мы много поговорили про занятия и твою роль преподавателя, но ещё одно из твоих проявлений, твоего сияния – это мастерство художника…

- Преподавание – это как чёрный цвет! Я всегда детям говорю: «Осторожнее с чёрным цветом, он может захватить всю картину». Так и преподавание, оно захватывает всё, и ты перестаешь писать картины, и как художник не выражаешься. Когда мы работали большой командой с педагогами, мы себе всегда оставляли место для выставки, чтобы наши ученики видели нас художниками.

- Как много сейчас в твоей жизни места для художника?

 - Я бы не сказала, что этого много. Но я к этому стремлюсь. Мне хочется сейчас вылезти из декретного отпуска и пойти не преподавать в первую очередь, а пойти писать картины. И судя по этому году, и по работе моего куратора со мной, это постепенно продвигается в нужном направлении. Хотелось бы мне поактивнее, но пока работаем с тем временем и ресурсом, что есть.

- В какой технике, в каком материале ты себя нашла, как художника?

 - Мой материал  - это акварель. Это прямо моё. Мне также нравится экспериментальная живопись, абстрактная. Мне нравится работать с видео-артом. Я в этом плане многогранна и всеядна. И современный художник – это точно не художник одного материала. И вообще в принципе современный человек. Желательно, соединение чего-то несоединимого. Как-то так диктует время, что не можешь пройти мимо этого. И дело не в тенденциях…

 - Я помню работы старшей дочки в Ласточке, она приносила объемные картины, на которых приклеен был скотч, вата, фольга. Это же не жёсткое следование каким-то рамкам, и это здорово!

 - Но смотря, какая цель у нас стоит. Дом Ласточки – это не про результат, а про процесс. А когда ко мне, например, приходили родители и говорили, что мы будем поступать в художественную школу, то задача уже другая. Там есть вступительный экзамен в художественную школу. И родители переживают, готовы брать дополнительные уроки, чтобы ребенок маленький прошел этот экзамен. Вот такая игра…

- Всё-таки, если заглянуть внутрь тебя, и честно ответить, что для тебя первично: быть художником или быть проводником в мир творчества?

- Так хочется соврать..! Простите мне мою внутреннюю лисичку. Но хочется быть честной. Мне кажется, что вначале я – художник. Но хочется быть ещё честнее честного и сказать, что я – мама. Так устроен инстинкт, что задача воспитать, вырастить, долюбить, додать первична. Есть внутри печаль, что я слишком рвалась работать, когда они были совсем маленькие. А есть ещё жена! Но если сосредоточиться на личности Кати Чистовой, то художник.

- Внутри нас же есть целый набор ролей, как  в твоем любимом театре. И роль Мамы для тебя сейчас стала главной, тебе необходимо что-то в ней добрать для себя.

- Вот есть же декретное время – 3 года, когда нужно полностью прожить роль Мамы, а у меня этого времени не было, поэтому сейчас восполняю. Хотя когда я полностью погружаюсь в это, то мне хочется скорее бежать в музей.

- Итак, сын и дочка выбрали тебя своей мамой. Чему они тебя научили? И правда ли, что со вторым легче?

- Какие классные вопросы! Нет, со вторым не легче. Может потому, что это дочка, девочка, и у нас есть соперничество.

- Как здорово, что ты признаешь это. Далеко не каждая мама может честно в этом себе признаться.

 - У нас это есть. И я даже не претендую на папу, поэтому мы делим вещи. Маша  - хозяйка, и она главная. То есть если это её конфета, то никто эту конфету точно не возьмёт. Хотя папа может, ему простят. У них хорошие отношения, мне нравятся. Гриша – это мой сын единомышленник. Видно я так хотела, чтобы мои дети не были творческими личностями, что все девять месяцев смотрела на картину Васнецова «Три богатыря» (смеется). С Машей я смотрела на «Мона Лизу». Это, конечно, хорошая шутка с долей правды. Но я не желаю своим детям творческую жизнь, потому что это всё время мытарства, сомнения, поиски, нестабильность. Пусть идут на завод, там всё понятно и спокойно, ездят в отпуск…

- То есть ты думаешь, тебя дети выбрали просто так, такую творческую Катю?

- Гриша – это просто я. Он рисует, он снимает фильмы, сейчас он работает над сериалом, который называется «Диномир». Хочет сделать научфильм про динозавров. Я у него администратор, также на мне монтаж, освещение и сценарий. Гриша меня учит быть собой. Я – художник, и он всё время возвращает меня ко мне. Гриша недавно учил стихотворение, оно ему тяжело давалось, и я предложила ему показать спектакль. И вот мы разбираем стол, несём синтепон, делаем снег, ёлочки, рисуем афишу, и вот стихотворение уже выучилось. Поэтому Гриша меня всё время возвращает к себе. Маруся меня учит женственности. Она за порядок, красоту, за духи, помаду. Выбор платья в садик по утрам. Она раскрывает во мне ту часть, которую я не особо признаю, потому что художнику и так сойдет. Оказывается не сойдёт, я – женщина, и я есть у себя.

- И всё-таки тебе же удалось совместить материнство с творчеством. Как это?

- Здесь нужно тоже сказать, что творчество – такое слово абстрактное. Можно и борщ приготовить с творчеством, можно в магазин сходить и деньги потратить с творчеством, можно даже просто машину помыть с тем же творчеством (смеётся). Мне, на самом деле, кажется, что не получилось совмещать творчество и материнство. Но есть такое очень важное зерно – это профессиональное художественное образование. Оно живёт и растёт во мне. Допустим, лежит детский рисунок, и я себе говорю: всё, никакого творчества, я – теперь мама, я не буду преподавать и писать картины. И вот я прохожу мимо этого рисунка, вижу его композицию, его организацию листа, его колорит. И я уже думаю над тем, как бы я улучшила этот рисунок, или какой бы крутой мерч получился, или это готовая открытка лежит. Оно внутри само разворачивается и начинает жить, и вот уже незаметно натянут холст на кухне, разложены краски. Ты не можешь этим не заниматься. И это не пустые слова. Как у Булгакова в «Мастер и Маргарита»: «Не пишите больше!». Но ты не можешь это не делать.  И здесь не только про процесс. Вот я покрасила холст, но я вижу дальше, что это может висеть на выставке в музее, например. Поэтому внутри есть стимул делать.

- Здесь ещё про то, что за твоей спиной есть наследие: есть Бабушка с неубранным столом, есть кит Василий Иванович… И ты понимаешь, что ты не одна делаешь, ты продолжаешь волну, которую в тебя вдохнули.

- А ещё почему-то мне очень важно мнение этих людей. Может это и не очень хорошо, но мне важно получить оценку от Василия Ивановича. Хотя я своим ученикам никогда оценки не ставлю. Я им говорю, как можно сравнить Матисса и Пикассо, Леонардо Да Винчи и Марка Шагала. Это же разные совершенно художники, которых не возможно сравнить, а они все в одной книжке напечатаны, так и ученики сидят все в одном кабинете.

- Классная метафора! Вернёмся к детям. Насколько сильно ты стараешься влиять на их развитие и делаешь ли что-то для этого?

- Делаю, конечно. Люблю их. Мне не хочется давать никаких инструкций, у каждой женщины эти инструкции внутри на уровне ДНК. Открывай и делай.

- Дети присутствуют на твоих занятиях сейчас? На сколько среда, в который ты проявляешься и сияешь, наносит на них какой-то отпечаток?

- Конечно, отпечаток в их биографии и формировании личности есть. Но я не их педагог. Когда Гриша захотел заняться скульптурой, то я постаралась найти ему хорошего мастера. Я для них мама. Возможно, кому-то мой подход не удобен, кому-то хочется быть для своего ребёнка и мастером, и педагогом. Но если мы говорим про развитие творческой личности, то на мой взгляд, чем больше он будет видеть художников, педагогов, различных техник – это всё ему будет в копилку опыта и развития.

- Завершающий вопрос. Какое послание ты можешь оставить мамам, которые хотят сиять и проявляться, но как-будто пока не могут, или не видят возможностей для этого, или не знают, чего они хотят?

- Давай представим, что я сейчас делаю послание себе в прошлое, ещё не маме. Я бы посоветовала: доверять себе, любить себя, довериться своему любимому мужчине. Мама, она не одна, и мне очень хочется, чтобы мамы не были одни. На самом деле Папа даёт такую глубокую силу, энергию, крылья за спиной – ты только лети! Душа сияет, когда мужчина рядом. И когда ребёнок видит, что мама сияет, то у него всё кайфово. Важная прививка в семье – это не терять друг друга, видеть друг друга. Мужчина и Женщина должны видеть друг друга, но это конечно очень сложно или очень просто. Потому что любовь есть и её не может не быть.

- Как-то очень хорошо мы завершаем. Мы всё интервью говорили про женщину, про маму, а ты сейчас вскрыла, что семья – это не только мама. Вообще-то мама и папа равноценны, но не равнозначны. Ценность их для ребёнка одинаковая, хотя и значение разное у каждого родителя. Твои слова про видение друг друга вызывают мурашки. Когда партнёрам удается посмотреть друг на друга без всех проекций, которые мы любим навешивать, то мы видим перед собой настоящего живого человека. Это и есть близость. Тогда возникает поддержка, и женщине хочется сиять и проявляться.

Группа "Дом Ласточки" в ВК: https://vk.com/domlastochki

Вопросы задавала Таисия Афонькина: хозяйка "Татеплота", педагог-психолог, многодетная мама.

Дата интервью: 07.10.25г.